Загрузка...Г. Бичер-Стоу — Хижина дяди Тома
Г. Бичер-Стоу — Хижина дяди Тома
Первая публикация -1851 в газете, отдельной книгой — 1852 в бостонском издательстве «Джон Джуит и Ко».
Впервые на русском -1857 г., как приложение к «Русскому вестнику» Каткова , перевод Александры Анненской
Книга на сайте -http://bookmix.ru/book.phtml?id=160206
Вопросы,обсуждения -http://bookmix.ru/groups/viewtopic.phtml?id=1151
Иллюстрации
Иллюстрации из книги «Хижины дяди Тома» Гарриет Бичер-Стоу (издание Доэрти 1929 года) из библиотеки Вирджинского Университета.
Иллюстрации Владимира Георгиевича Бехтеева (1878-1971) . 
Интересные факты
Муж Гарриет Бичер-Стоу Келвин Стоу, утверждал, что идея книги пришла Гарриет во время воскресной службы в храме. До этого она съездила в те места, которые в Америке и сегодня именуются Deep South («глубокий Юг», то есть штаты Алабама, Луизиана, Миссисипи), чтобы своими глазами увидеть этот мир и собрать материал. Поездку спонсировала редакция аболиционистского журнала «Национальная эра».
Путешествовала Гарриет вместе с подругой миссис Даттон. Тогда это называлось — совершить путешествие «вниз по реке». Достаточно было раз увидеть, как живут невольники в поместье, чтобы представить всю картину в целом. Недостающее восполняли отчеты о процессах над плантаторами, встречи с беглыми рабами, их рассказы. Все, что Гарриет увидела в поместье во время поездки, она описала в романе. И миссис Даттон, читая впоследствии книгу, узнавала сцену за сценой, которые за много лет до этого им приходилось наблюдать во время путешествия по югу. «Теперь только, — писала Даттон. — догадываешься, где автор черпал материал для своего знаменитого произведения».
Одним из «кондукторов» на «подпольной дороге» по которой рабы бежали на север был сосед Гарриет Джон Ванцольт. Многим несчастным помог он скрыться и избежать рабства. Помог он и Элизе на страницах ее книги,действуя под именем Джона Ван-Тромпа.
В 1851 году еще неоконченная книга стала публиковаться в газете. Сначала предполагалось, что отрывки
из повести будут напечатаны всего в нескольких номерах, но интерес к ней оказался так велик, что публикации продолжались почти год. В 1852 году «Хижина дяди Тома» была издана отдельной книгой. Бостонское издательство «Джон Джуит и Ко.» выпустило ее в двух томах; в переплете с тиснением — за два доллара, без тиснения — за полтора. Ошеломленной Бичер-Стоу издатель выплатил 10 тысяч долларов. И это было только начало.
С апреля 1852 года по декабрь вышло 12 изданий. А всего за год было отпечатано триста тысяч экземпляров. Цифра неслыханная для тогдашней Америки.
Наконец, появляются книги — более дюжины, авторы которых стремятся изобразить картину жизни на юге идиллическими красками. Товар этот размножается все больше и получает особое название «антитомизма». Среди них: «Хижина дяди Тома, как она есть, или случаи из действительной жизни среди бедных»; «Жизнь на юге, добавление к «Хижине дяди Тома»,»Хижина тетушки Филлис, или подлинная жизнь южан». В ответ Гарриет Бичер-Стоу пишет еще одну книгу.Она будет состоять из двух объемистых томов и выйдет под названием «Ключ к хижине дяди Тома».
Вы хотите знать, что такое рабство, спрашивает писательница. Тогда раскройте свод законов хотя бы штата Луизиана. И вы прочтете в нем следующие слова: «Раб — тот, кто находится во власти хозяина, принадлежит ему. Хозяин может продать раба, распоряжаться им по своему усмотрению, а также продуктами его труда и его трудом. Раб не имеет права передвижения, не имеет права приобретать знания, он должен лишь принадлежать хозяину». Немногим отличается и закон штата Южная Каролина: «Раб принадлежит хозяину со всеми своими мыслями, намерениями и целями». То же записано и в законах Джорджии, Северной Каролины: «Раб обречен и его потомство также обречено жить без знаний».
В книге «Ключ к хижине дяди Тома», собраны факты,послужившие основой для написания «Хижины дяди Тома» ,например,воспроизводится дело Саусера. Этот плантатор из штата Вирджиния был привлечен к суду за убийство своего раба. Было доказано, что по его приказу и при его участии жертву избивали, пытали огнем, обмывали наперченной водой, пока невольник не умер. Наказание убийце вынесли столь незначительное, что Бичер-Стоу, описав этот случай, пророчески заметила: «По окончании короткого срока заключения Саусер может возвратиться к прежнему. Ему стоит лишь позаботиться о том, чтобы поблизости не было белых свидетелей». Плантатор Саусер был далеко не одинок. Некая Элиза Роуэнд, забила до смерти свою рабыню с помощью надсмотрщика, так похожего на негра Сэмбо — прислужника Легри из романа. Немало места среди приводимых документов занимает и дело об убийстве в графстве Кларк штата Вирджиния. С отчетом по этому делу лег в основу сц ены смерти дяди Тома. Несчастного негра Левиса запорол до смерти его хозяин полковник Джеймс Кастелмэн. Весть о преступлении разнеслась по многим штатам, некоторые газеты требовали строгого суда над виновником. Однако разбирательство, как писали те же газеты, велось отвратительно. В результате — убийца был «с триумфом оправдан». В ее второй книге много описаний подобных жестокостей и преступлений.
Дядя Том — Джозайя Хенсон
Джозайя Хенсон родился в семье рабов в 1789 году. В 1794 году его купил мэрилендский землевладелец Айзек Райли. Хенсон вырос на ферме и даже стал ее управляющим. Райли обещал освободить Хенсона и его семью, но не сдержал своего слова.
В 1830 году группа рабов, возглавленная Джозайей Хенсоном, бежала в Канаду, где осела в провинции Онтарио. Посвященный в духовный сан за два года до бегства, преподобный Джозайя стал одним из основателей Dawn Institutes — кооперативного поселения для 100 семей рабов с плантаций американского Юга, а также служил как пастор в Методистской епископальной церкви. Там он и написал автобиографию под названием «Правда удивительнее вымысла».
Вот краткое содержание этой книги :
Первые воспоминания Джошии связаны были с тем, как его отца жестоко избили за то, что он осмелился защищать свою жену от посягательства белого надсмотрщика. На всю жизнь запомнил мальчик эту сцену и изуродованного (ему отрезали правое ухо), избитого в кровь отца, которого скоро продали без семьи «вниз по реке». Потом пришла очередь матери. Она умоляла, чтобы ее купили вместе с сыном, последним ее сыном. Удар тростью был ответом на ее мольбу.
Сын раба, Джошия был рабом. Служил хозяину, был честен и предан. Доверяли ему настолько, что, не задумываясь, поручали самые ответственные дела. Такие, как поездки в другие штаты, в том числе в Огайо. Были уверены — он не сбежит. Хотя достаточно было негру очутиться на земле этого штата, как он по закону автоматически становился свободным. Не раз, говорил Джошия, во время посещения Огайо у него возникала мысль остаться здесь, или бежать дальше на север. Но честность и исполнительность, присущие ему, удерживали его от этого шага. Пораженный такой преданностью раба, хозяин однажды пообещал отпустить его на свободу. Впрочем, очень скоро он раздумал — жаль было даром терять образцового слугу. Мало того, отказав в вольной, он решил продать Джошию. Вместе с сыном хозяина Джошию отправили на лодке в Новый Орлеан на рынок сбыть скот и продукты. А заодно хозяйский сынок должен был продать и лучшего невольника. В душе Джошии все перевернулось от негодования и возмущения. Но воле господина по привычке перечить не стал.
Тогда-то впервые по-настоящему и подумал Джошия о побеге. Он знал, если удастся добраться до Канады, — будет свободен. Что означало быть свободным для негра? Прежде всего — право быть человеком, а не рабочим скотом. Это значило жить по своей воле, независимо от воли другого. И мысль о побеге все больше завладевала его сознанием. Как на грех в этот момент сына хозяина свалила лихорадка. Он умолял Джошию не оставлять его и отвезти обратно к отцу. Негр встал перед выбором: остаться, несмотря на подлость хозяина, верным ему или осуществить свой план. И снова привычка к покорности взяла верх. Негр не бросил больного и исполнил просьбу. Какое вознаграждение ожидало его за преданную службу? Всего лишь простой похвалы был удостоен невольник за то, что спас жизнь хозяйскому сынку, — той награды, которой одаривают верного пса. Джошия снова оказался в поместье. Но доверять хозяину уже не мог, а главное, не хотел больше терпеть несправедливость. Во что бы то ни стало он решил совершить задуманное. Ночью вместе с женой и детьми он убежал. C большими трудностями ему удалось добраться до города Сандаски. Отсюда через озеро рукой подать до противоположного берега — берега свободы. И он обрел ее, когда ступил на землю маленького канадского городка Амхерстберг.
Гарриет Бичер-Стоу опиралась именно на эту книгу при создании романа «Хижина дяди Тома».Она была лично знакома с Джозайей Хенсоном.
Основой для книги также послужили еще одни воспоминания бывшего неграмотного раба Джеймса Пеннингтона «Кузнец-беглец» — история его двадцатилетнего рабства, побега и того, как он стал педагогом и писателем; мемуары Льюиса Кларка, который одно время жил в доме Бичер-Стоу и рассказывал ей о себе; и автобиографическое произведение «Жизнь и времена Фредерика Дугласа» — выдающегося негритянского прогрессивного деятеля, прекрасного оратора и публициста.
Подробности биографии мадам Ту из ее романа писательница почерпнула в рассказах Льюиса Кларка о его сестре Делии. Как и мадам Ту, она вышла замуж за француза, жила в Мексике, Вест-Индии, во Франции. После смерти мужа, получив в наследство большое состояние, она приехала на родину, решив выкупить из рабства братьев.
Каждому персонажу, выведенному на страницах «Хижины дяди Тома», Гарриет отводит главу в книге-отчете, словно дает ключ к характеру каждого героя, знакомит с его родословной.
Еще о книге
На территории США к югу от Пенсильвании роман был запрещен, и в 1857 году некий гражданин штата Мэриленд был приговорен к 10 годам тюрьмы за то, что хранил сказание про дядю Тома в своем доме.
В 1862 году Бичер-Стоу была представлена президенту США Аврааму Линкольну, он приветствовал ее словами: «Итак, это Вы та маленькая женщина, которая написала книгу, развязавшую великую войну!»
В 1853 году Гарриэтт Бичер-Стоу обратилась в суд с иском против издателя, который самовольно перевел ее книгу «Хижина дяди Тома» на немецкий язык и начал продавать ее в США среди немецких иммигрантов. Суд оправдал издателя, постановив, что перевод — это не просто копирование.
В октябре 2006 года в США появилась книга «101 самая влиятельная несуществующая личность» о литературных персонажах, сыгравших значительную роль в истории человечества. Одиннадцатое место в этом списке занимает дядя Том.
Книга чуть было не вошла в список запрещенных Ватиканом произведений. Процесс по делу «Хижины дяди Тома» был начат в 1853 году по донесению инквизитора из Перуджи, конфисковавшего книгу в числе других иностранных сочинений, ввезенных контрабандой в Папское государство. Исследование немецкого историка о «Лачуге дяди Тома», как было озаглавлено первое флорентийское издание, требует отдельного разговора. Но итогом схватки между доминиканским инквизитором, настаивавшим на опасности книги, содержащей столько «демагогии», и францисканцем, вставшим на ее защиту, стало полное оправдание романа.
Хижина дяди Тома (фильм, 1965)
Хижина дяди Тома ( Onkel Toms Hütte ) является франко — итальянский — немецкий — югославский фильм режиссера Геза фон Радвани и выпущен в 1965 году .
Резюме
Синопсис
Европейская адаптация длинного романа Гарриет Бичер-Стоу , рассказывающего драматическую историю о черной семье, раздираемой рабством на юге Соединенных Штатов перед гражданской войной .
Техническое описание
- Оригинальное название: Onkel Toms Hütte
- Французское название: Хижина дяди Тома
- Итальянское название: La capanna dello zio Tom
- Югославский титул: Cica Tomina koliba
- Английское название: Хижина дяди Тома
- Режиссер: Геза фон Радвани
- Ассистент режиссера: Густи Брюнжес-Гольдшвендт
- Сценарий: Геза фон Радвани и Фред Denger на основе Гарриет Бичер Стоу романа , Хижина дяди Тома ( 1852 )
- Художественное направление: Драголюб Ивков
- Наборы: Вилли Шац, Лазар Стефанович
- Костюмы: Герберт Плобергер
- Макияж: Сюзи Краузе, Раймунд Штангл
- Фотография: Хайнц Хёльшер
- Обрамление: Секула Банович, Герхард Фромм, Дитер Гроб
- Звук: Мишель Нени
- Монтаж: Виктор Палфи, Ганс Шуберт, Уилл Уильямс
- Музыка: Питер Томас
- Сценарист: Густи Брюньес-Гольдшвендт
- Производство: Альдо фон Пинелли (псевдоним Альдо Пинелли)
- Исполнительный продюсер: Георг М. Рейтер
- Руководитель производства: Ханс Тило Тайлен
- Кинокомпании : Avala Film (Югославия), Debora Film (Италия), CCC Filmkunst (Central Cinema Company Films, Германия), Melodie-Film GmbH (Германия), Sipro (Международная кинокомпания, Франция),
- Дистрибьюторские компании: Nora Films (Германия), Francinor (Франция), Midi Cinéma Location (Франция), Rex Film (Франция), UGC (Франция), Les Films Grandvilliers (Франция), TV Cinéma (Франция)
- Страна происхождения: Франция | Италия | Германия | Югославия
- Языки оригинала: немецкий , английский
- Формат: цветной ( Eastmancolor ):
- Версия 35 мм — 2.35: 1CinemaScope — 4 стереодорожки
- Версия 70 мм — 2: 20.1 Суперпанорама — 6 стереодорожек
- Германия: 14апреля1965 г.
- Франция: 8сентября1965 г.
- Италия: 23декабря1965 г.
Распределение
- OW Fischer( VF : René Arrieu ) : месье Сен-Клер
- Милен Демонжо( VF : сама) : Гарриет Бичер-Стоу
- Герберт Лом( VF : Жорж Аминель ) : Саймон Легри
- Элеонора Росси Драго( VF : Клэр Гиберт ) : мадам Сен-Клер
- Жюльетт Греко : Дина, хозяйка салона ( Люсьен, во французской версии? [Ссылка необходима] )
- Микаэла Мэй — Эванджелин Сен-Клэр
- Джон Китцмиллер : дядя Том
- Олив Мурфилд ( VF : Натали Нерваль ) : Касси
- Гарольд Брэдли ( VF : Башир Туре ) : Джордж Харрис
- Чарльз Фосетт ( VF : Жан Мартинелли ) : месье Шелби
- Вильма Дегишер ( VF : Жаклин Ферьер ) : мадам Шелби
- Биби Елинек ( VF : Арлетт Томас ) : Вирджиния
- Катана Каетано: Элиза
- Джордж Гудман: Самбо
- Эрика фон Тельманн ( VF : Germaine Kerjean ) : тетя Офелия
- Рет Кирби: Топси
- Дороти Эллисон: мать дяди Тома
- Феликс Уайт: Дольф
- Гарри Тамекло: Энди
- Азиз Саад: Наполеон
- Томас Фрич ( VF : Клод Меркуцио ) : Джордж Шелби
- Энцо Фиермонте( VF : Андре Вальми ) : Моррисон
- Никса Стефанини( VF : Jean Clarieux ) : рабовладелец
- Милан Босильчич( ВФ : Рене Бериар ) : Ньюман
- Йован Яничевич-Бурдус : человек Легри
- Джеффри Хантер , голос за кадром( английская версия ) : рассказчик
- Габриэль Каттанд , голос за кадром( VF ) : рассказчик
Производство
Кастинг
- Последняя роль на экране Джона Кицмиллера (дядя Том), который умер от цирроза печени через несколько месяцев после съемок этого фильма.
- Занимая вторую позицию во главе счета, Милен Демонжо пока что провела менее 30 минут присутствия на экране.
- Хотя мы прекрасно узнаем ее голос в единственной сцене, где она поет, Джульетт Греко странным образом была постсинхронизирована другой актрисой во французской версии для коротких диалогов, в которых она появляется.
Экранизация
- Интерьеры: в Югославии , вероятно, в Белграде , требует подтверждения, потому что в своих мемуарах Милен Демонжо не очень красноречива и неточно описывает место съемок: «Вот я уехала в Югославию, в Белград или в Любляну , я больше не Помните, режиссер Геза фон РадваниХижина дяди Тома . Мне там скучно, как дохлой крысе. К счастью, в следующем сете Омар Шариф станет моим официальным флиртом . «
- На открытом воздухе в США : Луизиана (подлежит подтверждению).
Музыка
- Мелоди Дез Зюденс: Миссисипи-Блюз
- Вестерн-вальс
- Abschied Vom Mississippi
- Иисус Навин из битвы при Иерихоне
- Krokodile Im Fluß
- Fröhliche Fahrt
- Симфония Зюденса: Sehnsucht Nach Dem Old, Старый Миссисипи
- Stunden Des Glücks
- Träum, Mein Baby, Träum ( Wiegenlied Der Evangeline )
- Nacht Über Den Feldern
- Может быть утром
- Слишком плохо, очень плохо для меня в переводе (по-французски) Джульетт Греко , слова Альдо Пинелли.
- Спустись, Моисей
- День Независимости
- Lied Der Negerkinder
- Aufstand Der Sklaven
- In Den Hütten ( Gesang Der Neger )
- Auf Dem Rummelplatz
- Flucht Durch Die Sümpfe
- Унд Эвиг Раушт Дер Олд, Старый Миссисипи
После выпуска оригинального немецкого студийного альбома 1965 года VO был последовательно выпущен в нескольких странах, включая американскую виниловую версию, выпущенную в 1968 году и названную Uncle Tom’s Cabin с именами певиц Джульетт Греко , Эрты Китт и Джорджа Гудмана. Расширенная версия на компакт-диске (включая песни в исполнении Эрты Китт и Джорджа Гудмана) была выпущена под двойным немецко-английским названием Uncle Tom’s Cabin — Onkel Toms Hütte .
- Песни, добавленные в издание CD:
- Эрта Китт поет « Миссисипский блюз» (в титрах);
- Джордж Гудман поет « Миссисипский блюз» и « Джонни унд их» .
- Ol ‘Man River , слова Оскара Хаммерштейна II и музыка Джерома Керна ;
- Танец с саблямиАрама Хачатуряна .
Операция
Версия отредактированная Элом Адамсоном , продолжительность которой сокращена до 90 минут, была выпущена в Соединенных Штатах в 1976 году, чтобы воспользоваться преимуществами все еще очень популярной эксплуатации чернокожих и конкурировать по более низкой цене с Mandingo и его продолжением L’Enfer des Mandingos ( fr ) , два чрезвычайно успешных спектакля на похожие темы, спродюсированные соответственно Ричардом Флейшером в 1975 году и Стивом Карвером в 1976 году.
Ахилла
В раннем моем незамутненном детстве о неграх мы узнавали из газет и книжек. Первого негра я увидел лет в 11, в Москве, и это событие было таким, как если бы сейчас я увидел инопланетянина. И первый вопрос о них был: «Па, а как они друг друга отличают? Они же все черные!» В газетах много писали об угнетении негров в Америке, как их линчуют и оскорбляют, и о том, как наш советский народ сопереживает их тяжелой судьбе. Газеты писали, что там, в злой Америке, расизм, а вот у нас его совершенно нет и не может быть, ибо мы строим коммунизм, в котором все расы и нации будут равны, даже помню плакаты того времени: три улыбающихся лика под красным знаменем — белый человек славянского типа, негр с толстыми губами и желтый раскосый под соломенной конусовидной шляпой — и называлось это могучим и красивым словом — «интернационализм»! Мало того — негров у нас любили, сильно любили, и это было нетрудно, ибо более 90 процентов населения России чернокожих в глаза не видели — лишь иногда на экранах кинотеатров и телевизоров или на фото в черно-белом, в основном, варианте мелькали их лица. К тому же любить негров полагалось политически: секса, как известно, в СССР не было, зато была любовь «политическая». Но это все сочувствие абстрактное.
Зато помню книжку своего детства «Хижина дяди Тома» с картинкой умирающей белой девочки в постели и скорбного седого негра, стоящего рядом. Вот через эту книгу, через картинку, негров и в самом деле становилось жалко. Таким образом, литература превращала абстрактное «вообще» в конкретный образ, создавала личное отношение. Сами, конечно, в очередях бесконечных мучились, но на фоне того, что эти бедолаги терпели от Ку-Клукс-Клана, мы чувствовали себя просто счастливчиками.
Однако скоро в Москве, Ленинграде и других крупных городах СССР встретить негра или негритянку на улицах стало явлением хоть и редким, но довольно обычным. И выглядели они отнюдь не забитыми или нищими: держались достойно, прямо, одевались вполне цивильно по западным меркам, а иногда экзотически и красиво — женщины, обернутые в цветные сари и с золотыми тонкими браслетами на запястьях. А если кто в классе говорил: «Вчера я в Москве с папой видел негра!» — то авторитет такого одноклассника на ближайший час было обеспечен, при этом почему-то всегда спрашивали: «живого. » Если этот авторитет не перехватывал наш единственный отличник Виталя Вайсберг сообщением типа: «А у меня появилась серия марок „Животные Арктики“!» (сейчас трудно объяснить наш восторг к этим маленьким цветным наклейкам на конверты, страсть к их собиранию, в которой первенствовал Виталя — видимо, доставали родители, знаменитые на весь город врачи).
Даже у нас в Подольске недалеко от нашей девятиэтажки жил негр, которого знали все, каждое утро он проходил мимо нашего дома по пути на работу. У него была дочка, симпатичная мулатка лет десяти, которая носилась по району вместе с нашей детворой — играла в догонялки, качалась на качелях.
В перестройку и во время распада СССР количество темнокожих сынов Африки в городах значительно увеличилось. По большей части они приезжали в Россию учиться — это было дешевле, чем учеба на западе, где-нибудь в США или Франции. Снимали жилье они не только в Москве, но и в области. И вот у нас наступили девяностые годы. Все бросились на приманку капитализма — повсюду вырастали торговые ларьки, торгующие круглосуточно пивом, подозрительного происхождения спиртным, презервативами и жвачкой. В быт россиян прочно входили такое понятие как наезд, рэкет…
Не забуду, как мой маленький сын впервые увидел негра. Было ему годика четыре, и я отправился с ним гулять через дорогу в парк Речного вокзала. Парк был довольно запущенный, диковатый, на одном из перекрестков аллей находился старый безводный разрушающийся фонтан с сухими прошлогодними листьями на дне, в стиле сталинского лжеклассицизма. Рядом с ним стоял негр-художник с мольбертом, очевидно, студент находящегося недалеко Суриковского училища, выполняющий очередное художественное задание. Это был хорошо сложенный парень с курчавыми короткими волосами и внимательными темными глазами. Мы зашли со спины к нему справа, и тут мой малыш остановился и в изумлении, тихо ахнув, произнес: «Папа! Посмотри какой черный. » Негр оказался парнем с юмором и беззвучно расхохотался, показывая белые свежие зубы. «Ну, Гоша, — пытался разъяснить я своему малышу, — дядя из Африки, а там много солнца и он загорел!» Парень улыбался — он был симпатичный и добрый.
В то время попрошайничество, обман, мошенничество приобретали формы самые разнообразные, самые невероятные, но чернокожий попрошайка мне встретился всего один раз. Впрочем, он вел себя вполне прилично и бедным не выглядел — в белоснежно белой куртке, светлой шапочке. Он отрекомендовался на чистейшем русском языке представителем некого фонда гуманитарных и культурных инициатив, показывая какой-то великолепно оформленный бланк с гербами и печатями:
— Мы оказываем помощь научным и гуманитарным организациям и лицам: ученым, талантливым студентам и литераторам, не хотели бы вы… и т.д.
— Вы не представляете, как вам повезло, — ответил я, — я как раз такой бедный литератор, — и в подтверждение показал ему книжку члена Союза писателей Москвы. И мы, не сговариваясь, рассмеялись и разошлись.
В то время я совершал частые поездки из Москвы в Подольск и обратно. Путь лежал через Царицыно, где между станцией метро и железнодорожной платформой был большой пассажиропоток.
Станция Царицыно представляла собой настоящую криминальную клоаку. Непросто было пробраться сквозь тесноту ларьков, торгующих пивом, сухариками, пластиковыми членами, дешевыми яркими китайскими игрушками и прочей мелочью, занимающими и без того узкий проход к платформам.
Мало того, посреди этого прохода стоял импровизированный игральный столик, на котором дурили народ наперсточники. Наглость их была чудовищной: они зазывали открыто народ, хватали прохожих за рукава. Милиция же делала вид, что ничего не замечает. Власть бандитов на станции была практически безраздельной.
Однажды, возвращаясь в Подольск в дневное время, я наблюдал следующую сцену. Рослый крепкий мужик, обманутый наперсточниками, решил вывести их на чистую воду, Не найдя милиционера, уверенный в своих силах, правдолюб решил разобраться со шпаной самостоятельно и возвращался к их столику. От носа вниз свисала у него толстая красная нитка — кровь из разбитого носа. Незнакомые пожилые женщины пытались его удержать: «Куда вы идете, все бесполезно! Они вас изобьют!» — но он горел местью, и что такое эти мелкие шакалы в сравнении с ним, почти двухметровым крепким мужиком. А навстречу ему уже выдвигалась целая свора хищников, в центре которой шагал весь сжатый в пружину парень со стрижкой ежиком. Глаза его были злобно сощурены, и он поигрывал кулаками, в одном из которых мелькал кастет: очевидно, в подобных мероприятиях ему приходилось бывать не раз и он прекрасно знал, куда и как бить. Я не стал досматривать, чем все кончилось, скорее всего ничем хорошим: подошла моя электричка и надо было спешить.
Однажды темным ноябрьским вечером я возвращался в Подольск. Час пик прошел, и народу было немного. Я вошел в залитый желтым светом вагон, спокойно уселся ближе к середине и стал тянуть пиво, глядя в окно, за которым шел милиционер с пацаненком лет шестнадцати, хулиганского вида, головная боль станционной милиции. На этот раз они о чем-то беседовали мирно, улыбались, очевидно, находя полное взаимопонимание.
Поезд тронулся, и через вагон торопливо прошел молодой негр лет тридцати в лыжной шапочке. В окнах, кроме отражений вагона, почти ничего не было видно, и я не спеша прихлебывал пиво, давая ему согреться во рту перед глотком. Приближалась следующая остановка, и тут мимо меня быстро прошли молодые негры — один, второй, третий: в тамбуре они остановились и к ним присоединился еще один их соотечественник из соседнего вагона — таким образом их оказалось там четверо или пятеро.
Динамик объявил остановку, поезд встал и дверь с шипеньем раскрылась. И тут через вагон в ту же сторону, куда шли негры, к тамбуру, топоча, пробежала шайка из пяти-шести подростков, а у выхода на платформу возникла, видимо, согласно плану гоп-стопщиков, такая же группа «арийцев», отрезая путь отступления. Но негры и не думали отступать или становиться беспомощными жертвами, чего наши «арийцы» никак не ожидали. Кроме того, африканцы были довольно взрослыми и крепкими ребятами. Расклад сил поменялся в точности наоборот, и они перешли в яростную и сокрушительную контратаку.
Сначала мимо меня промчалась вихрем наша гопота, за ними — разъяренные африканцы. Им удалось нагнать последнего, и тот, забившись в угол перед тамбуром, сжавшись в жалкий комок, закрываясь ручками, растерявший вмиг все человеческое, пронзительно верещал, как заяц в волчьих челюстях: «Не я, не я это! Не я! Не я!!»
Не знаю, что меня заставило оказаться рядом, может быть, животный, пронимающий до кишок ужас в этом вопле. Но в следующий момент я заметил в руках у круглоголового крепкого африканца короткое стальное лезвие. Но во мне была какая-то уверенность, что с этими ребятами я смогу договориться, что это НОРМАЛЬНЫЕ ЛЮДИ, и я стал убеждать. «Ребята! Постойте — на вас же самих все повесят! Поймите», — и так далее. Они тяжело дышали, но нож исчез…
«А вот вы видели, что он мне сделал?» — повернул голову ко мне боком молодой парень в шапочке: под черной парусно опухшей щекой кожа лопнула на протяжении сантиметров пяти вдоль нижней челюсти и между ее краями вылезло красное мясо — такой удар можно было нанести лишь неожиданно, подло, по неподвижному человеку, когда шпана разговором отвлекает внимание, а их дружок преспокойно, будто от нечего делать, подходит сбоку, примеряется и что есть сил выбрасывает ногу, финт, которым он хвалился перед своими шакалятами и теперь впервые показал его на практике.
Они отпустили его, даже не дав вслед пинка.
А электричка продолжала свой ход и, когда я допил пиво, приблизилась к Подольску. На станции я пересел в автобус и затем вышел на своей остановке, на площади вблизи громадного памятника великому и ужасному интернационалисту, и направился вглубь квартала к своему дому. Впереди меня оказались два подростка и, к моему удивлению, в одном из них я узнал «спасенного». Они весело переговаривались и хохотали, будто и не случилось ничего особенного, все забыв и ничему не научившись.
И стало ясно — завтра они снова выйдут на охоту.
Если вам нравится наша работа — поддержите нас:
Карта Сбербанка: 4276 1600 2495 4340 (Плужников Алексей Юрьевич)
Или с помощью этой формы, вписав любую сумму:Как справиться с домом без рабов: неизвестная книга авторки «Хижина дяди Тома»
Поколения советских и американских детей плакали над книгой Гарриэт Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома». Многие из них выросли в уверенности, что то была единственная книга писательницы. На самом деле, книг она написала достаточно много, и не все они были художественными. Но все достаточно активно отражали её общественно-политические убеждения. Даже пособие по домоводству, написанное в соавторстве со старшей сестрой Катариной.
Маленькие женщины, большие планы
Катарина и Гэрриет Бичер родились в обычной – и необычной американской семье своего времени. Их отец был проповедник, а мать – его жена. Или, если посмотреть на семью пристально, их отец был одним из самых популярных проповедников страны, а мать – художницей-миниатюристкой, правда, в силу общественного давления – любительницей. Миссис Бичер родилась также в церковной, но очень прогрессивной семье и всегда ценила образование и образованность.
Хотя она умерла, когда Гэрриет было пять, старшая сестра успела впитать установки матери и позже передала их младшей.
Разница в возрасте между сёстрами была большая – между ними стояло ещё несколько братьев и сестёр. Когда Гэрриет было двенадцать, Катарине – уже двадцать три. К этому времени Катарина самостоятельно изучила математику, философию и латынь, которые в женских школах принципиально не преподавали, и открыла первую женскую школу, в которой набор дисциплин в точности соответствовал обычной программе школы для мальчиков.Перед тем Катарина Бичер два года проучительствовала в обычном заведении для девочек и хорошо рассмотрела организацию таких заведений изнутри. Полагалась она также на советы брата. Был, возможно, и третий шаг в сторону осуществления глобальных планов Катарины Бичер – она обручилась с молодым преподавателем математики из Йеля. Но он погиб на море, и Бичер навсегда вычеркнула из своих планов замужество. Там остались подъём женского образования в стране на новый уровень и равенство в правах для всех христиан, ни больше, ни меньше.
В школе сестёр Бичер революционной была не только программа, обещавшая девочкам тот же объём знаний, что и мальчикам. В ней обещали заботиться о здоровье девочек по всем передовым медицинским рекомендациям. Если общим трендом было представление о том, что девочку надо недокармливать и лет с восьми туго затягивать в корсет, то Катарина и Мэри Бичер делали ставку на здоровое сбалансированное питание, закалку и гимнастические упражнения.
Кстати, «здоровое питание» в школе Бичер было представлено «по Грэму», проповеднику модной диеты, в основе которой лежали отказ от мяса, упор на цельнозерновой хлеб и обязательное яйцо на завтрак. Пока ученицы не дали ей попробовать хорошо приготовленный ужин (дома у Бичеров питались всегда очень скромно и воздержанно). После этого Бичер решила, что Грэм, пожалуй, не лучший выбор, и внесла серьёзные изменения в рацион школьниц.
Несмотря на то, что кругом порицали излишнюю женскую образованность, нашлось немало семей, в которых родители обрадовались возможности обучать девочек полноценно, и школа не пустовала. Образовательно-воспитательный процесс шёл так успешно, что по его мотивам Катарина Бичер даже написала методическое пособие для женских школ.
Надо сказать, что с малых лет Гарриет хотела стать художницей. Она много занималась живописью, в том числе масляной – более сложной и дорогой, чем популярная среди женщин акварель. Притом с малых же лет было очевидно, что она одарена, прежде всего, литературно. Ещё в последний год обучения в старой школе её сочинение было зачитано на презентации годовых достижений учениц – как одно из лучших. В новой её талант продолжал расцветать. Удивительно ли, что, закончив школу сестры, она вскоре преподавала там же именно литературу – причём основы литературной композиции, то есть умение написать собственный текст?
Как две сестры делали политику во времена, когда женщины политику не делали
В 1832 году Катарина уже официально стала старой девой, а Гарриет был только двадцать один год – пора девичьего расцвета, по меркам времени. В этом году их отец получил место директора семинарии в Цинциннати, городе в другом штате, и сёстрам пришлось переехать вслед за ним. В то время самостоятельность в передвижениях позволяли себе одинокие девушки только из ирландских семей – они зарабатывали себе деньги на приданое к свадьбе, притом на работах, за которые приличные дама не брались, вроде горничных, модисток и приказчиц.
Катарина попыталась открыть новую женскую школу и в Цинциннати, но вскоре признала, что проект не задаётся. Зато Гарриет за недолгое время существования новой школы выпустила книгу, которая пользовалась большой благосклонностью – учебник географии. Отличался он, помимо прочего, веротерпимостью к католикам. Передовой взгляд! За гуманизм учебника его особенно отметил епископ Цинциннати.
В 1829-1820 годах Катарина Бичер протестовала против кампании президента Джексона по принудительному переселению христианских народов чероки, чикасо, чокто, криков и семинолов на запад, на фронтир боевых действий белых поселенцев и местных коренных жителей. Переселение это сопровождалось фактическим отъёмом ферм и угодий переселённых семей, а в пути в итоге умерло страшное количество человек. Бичер выпустила текст, напрямую призывавший женщин Америки направлять в Конгресс протестные письма.
Иронично, что та же самая женщина будет писать позже тексты против движения суфражисток и утверждать, будто лучший способ для женщины влиять на политику – это наладить такую атмосферу дома, чтобы мужья и сыновья к ней прислушивались.
Гэрриет тем временем писала тексты и делала доклады, в которых отстаивала разнообразие английского языка – то есть, терпимость к дилектам, социальным говорам и неологизмам. Она также активно печаталась, получая за свои очерки деньги. Хотя всё это по-прежнему считалось не лучшим поведением для барышни, Гэрриет преспокойно вышла замуж в двадцать четыре года, притом за мужчину, который поддерживал её карьеру (возможно, впрочем, из финансовых соображений). Это был священник и богослов Кэлвин Стоу.
Город Цинцинатти располагался почти на границе с рабовладельческим штатом Кентукки. Через Цинциннати проходил маршрут переброски аболиционистами беглых рабов. Гэрриет много общалась с ними, расспрашивая об ужасах их прежней жизни. Ей довелось пережить смерть ребёнка, и позже она говорила, что увидела в этом разделение опыта с рабынями, чьих детей навсегда отняли чужие люди. Гэрриет решила бороться с рабством самым понятным и доступным ей способом: писать книги. Так родилась «Хижина дяди Тома». И не только.
Повлияли ли тексты Гэрриет на политику штатов? Говорят, когда Линкольн много лет спустя встретил миссис Бичер-Стоу, он воскликнул: «Так это вы та маленькая женщина, написавшая ту книгу, которая начала эту большую войну!» Скорее всего, конечно, это просто легенда – но отражающая популярность и влиятельность книги Гэрриет и, вполне возможно, её статей.
Тем временем Катарина сосредоточилась на вопросе создания новой женщины. Это должна была быть образованная дама, которая ведёт домохозяйство со строго научным и рациональным подходом. Бичер писала тексты и ездила с докладами, в которых убеждала, что, во-первых, для нации важно, чтобы девочки получали полноценное образование, а во-вторых, что лучшие учителя для детей – не мужчины, а женщины. Мол, их сама природа предназначила воспитывать детей (кстати, позже под тем же девизом Константин Ушинский запустил программу по подготовке большого количества учительниц).
Активное стремление одной сестры к освобождению рабов и другой – к изменению жизни женщины привели к большой совместной работе, книге по домоводству. Эта книга продолжала первый труд Катарины Бичер на ту же тему. Она предлагала организовывать дом так, чтобы, во-первых, жизнь в нём была здоровой и комфортной, во-вторых, так, чтобы одна хозяйка справлялась с готовкой без кухарок-рабынь: ведь одной из причин, по которой многие женщины холодно относились к идее аболиционизма, была трудовая нагрузка, которая неизбежно легла бы на их плечи.
Кухня будущего
На всех архитектурных планах в книгах по домоводству кухня имеет характерные особенности. Во-первых, она максимально отделена от гостиной и столовой – между ними обширный парадный коридор, в конце которого лестница ведёт к спальням и кабинетам на втором этаже. Сама кухня – очень просторная, с большим столом в центре, за которым могут с одного конца сидеть и пить кофе несколько слуг, а с другого – кухарки резать овощи или раскатывать тесто.
Печь или дровяная плита установлены так, чтобы равномерно прогревать помещение. Установка прочей мебели (разного рода шкафов и мойки для посуды и овощей) – преимущественно на совести хозяев, и большой разницы, где они встанут, проектировщики не видели. Естественно, на такой кухне хозяйствовать в одиночку или при помощи одной-единственной служанки – настоящее мучение. Бегать от шкафа к шкафу, подбегать к плите, чтобы подкладывать дрова, и возвращаться к гигантскому столу, чтобы резать, чистить и месить дальше.
Она опиралась на свой опыт хозяйствования с шестнадцати лет, когда умерла её мама. По планам Катарины, кухня должна была быть маленьким помещением между столовой и гостиной, откуда одинаково легко выйти и к гостям – поучаствовать в разговоре между делом, и к столу – чтобы помочь служанке его накрыть для домашних. Часть хозяйственных шкафов должна была переместиться из прогреваемой кухни в погреб под ней – так продукты сохранятся лучше и дольше. Достаточно один раз в начале готовки спуститься с корзинками и вынести всё нужное наверх, и незачем бегать за каждый ингредиентом.
На этом отличия от современной кухни, кажется, заканчиваются, и начинается чистый футуризм. Во-первых, план в книге Бичер предусматривает единую рабочую поверхность из составленных вместе кухонных тумб, которая плавно доходит до мойки. К мойке идут два крана. Нет, увы, не с горячей и холодной водой, как в кухнях голландских хозяек – с колодезной и дождевой водой (глядя по тому, наполнен ли дождевой бак). Внутрь столов-тумб, благодаря полочкам, перемещается всё то, что прежде хранилось на обширной традиционной кухне в буфетах. Часть, однако, хранится не там, а на открытых и закрытых полках на стенках.
3. 036. Гарриет Бичер-Стоу, Хижина дяди Тома
Роман американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу (1811—1896) «Uncle Tom’s Cabin» — «Хижина дяди Тома» (1851—1852), направленный против рабовладения в США, имел грандиозный успех во всем мире.
В первые два года издания книга вышла баснословным по тем временам тиражом: 300 000 экз. на родине автора и 2 500 000 — в странах Европы. За несколько лет она выдержала сотни изданий и множество переводов.
Роман стал первым мировым бестселлером, привлекшим внимание Европы к Штатам, с которого «начался экспорт американской культуры и американской культурной продукции по всему миру», а в самих США он резко обострил конфликт вокруг проблемы рабства, что привело к Гражданской войне (1861—1865).
По легенде, когда Бичер-Стоу была представлена президенту США А. Линкольну, тот воскликнул: «Так Вы та маленькая женщина, которая развязала эту великую войну!»
«Хижина дяди Тома»
(1851—1852)В 1850 г. конгресс США принял закон о беглых рабах, который давал рабовладельцам право преследовать сбежавших негров на всей территории страны, а так же предусматривал наказание за их укрытие. Набожная сердобольная домохозяйка Бичер-Стоу, дочь пастора и жена профессора богословия, мать семерых детей, не раз укрывавшая у себя беглых рабов, неожиданно для себя решила написать роман об ужасах рабства.
Толчком к написанию «Хижины дяди Тома» послужило видение, которое пришло Гарриет на собрании в церкви. «Вдруг… перед ее мысленным взором возникла сцена смерти дяди Тома. Она была так потрясена, что едва сдержала рыданья. Придя домой, она немедленно взяла ручку и бумагу и записала видение».
5 июня 1851 г. в газете «Национальная Эра» был опубликован первый фрагмент романа, вызвавший ажиотаж. Публика требовала продолжения, и оно следовало на протяжении 8 месяцев.
В апреле 1852 г. в газете появилась заметка: «Миссис Стоу наконец завершила свое великое дело». Вскоре роман вышел отдельной книгой. В южных штатах тут же запретили ее, а писательницу обвинили в недостоверности сюжета.
Писатели Юга опубликовали четырнадцать романов, пытавшихся опровергнуть «зловредную ложь» «Хижины дяди Тома». В ответ Бичер-Стоу в 1853 г. опубликовала «Ключ к хижине дяди Тома», где документально подтвердила все «ужасные» сцены, описанные в романе.
Прототипом дядюшки Тома стал проповедник Джосая Хенсон (1789—1883), который маленьким мальчиком был разлучен со своей семьей, был рабом на табачной плантации, где дослужился до управляющего, а в 1830 г. вместе с семьей бежал в Канаду и там основал приют и школу для беглых рабов.
Роман начинается с того, что плантатор Шелби в уплату долгов продал работорговцу Гейли своего лучшего негра дядю Тома. Старший сын Шелби, Джордж дал Тому на память серебряный доллар и поклялся, что никогда не будет заниматься работорговлей.
На аукционе Гейли купил еще несколько рабов, затем весь «товар» погрузили на нижнюю палубу парохода и повезли на юг. На том же пароходе путешествовал богатый и знатный джентльмен из Нового Орлеана Огюстен Сен-Клер с шестилетней дочерью Евангелиной (Евой). Неосторожно перегнувшись через борт, девочка свалилась в воду. Том спас ее, за что Сен-Клер выкупил Тома у Гейли.
Через два года выяснилось, что Ева больна чахоткой и обречена. Она мечтала отпустить всех негров на волю и дать им образование. Перед смертью она попросила отца отпустить дядю Тома на свободу. Сен Клер обещал ей это, но после смерти дочери он сам трагически погиб в пьяной драке.
Вдова Сен-Клера, деспотичная Мари решила продать дом, рабов и уехать на отцовскую плантацию. Тома она, вопреки воле Евы, вместе с другими неграми отправила на аукцион.
Том попал к жестокому плантатору Саймону Легри. Тот, видя хорошую работу невольника, решил назначить его надсмотрщиком и для проверки заставил его выпороть нескольких рабов. Том решительно отказался, за что сам был избит.
Любовница Легри Касси имела большое влияние на хозяина и уговорила его оставить Тома в покое, а сама стала уговаривать Тома совершить побег. Она даже предложила ему убить плантатора, но Том не стал брать грех на душу. Бежать он тоже отказался. Касси скрылась. Легри заподозрил в организации ее побега Тома и приказал подручным жестоко избить его.
В это время в поместье приехал Джордж Шелби. На его руках дядя Том от побоев скончался. На могиле Тома Джордж, который после смерти отца стал владельцем поместья, поклялся, что у него никогда не будет рабов и вскоре дал вольную всем своим рабам.
Роман Бичер-Стоу впервые заставил американскую публику посмотреть на проблему рабства не с абстрактных позиций гуманизма, а применительно к судьбе конкретных беззащитных людей.
Описав многочисленные сцены продажи невольников, разрушения семей, насилий и убийств, Гарриет заставила читателей задуматься: а в христианской ли стране они живут?
«Одним из самых страшных обстоятельств, связанных с рабством, является то, что негр… в любую минуту может попасть в руки жестокого и грубого тирана, — писала она, — точь-в-точь как стол, когда-то украшавший роскошную гостиную, доживает свой век в грязном трактире. Существенная разница состоит лишь в том, что стол ничего не чувствует, тогда как у человека… нельзя отнять его душу, воспоминания и привязанности, желания и страхи».
Еще при жизни Бичер-Стоу «Хижина дяди Тома» была повсеместно признана одной из лучших детских книг и выдержала в обработках для детей бессчетное число изданий.
Как ни странно, ряд критиков отказали книге в художественных достоинствах, хотя Ж. Санд, например, воскликнула: «Какая торжествующая защита вечного и неотъемлемого «права человека на свободу!»
На русском языке роман впервые был напечатан в 1857 г. в качестве приложения к некрасовскому «Современнику». Революционно-демократические круги использовали его в борьбе с крепостничеством. Л.Н. Толстой причислил роман к величайшим образцам искусства за горячую «любовь к ближнему». В советское время «Хижину дяди Тома» перевела Н.А. Волжина; роман издавался 59 раз на 21 языке народов СССР общим тиражом свыше 2 млн экз.
В английском языке имя плантатора Саймона Легри стало нарицательным: simon legree — означает тиран, деспот, суровый хозяин, начальник. Выражение «он настоящий дядя Том» у американцев символизирует непротивление злу насилием и всепрощающую кротость.
Дом Бичер-Стоу в Брансуике, штат Мэн, где была написана «Хижина дяди Тома», находится в списке важнейших достопримечательностей США. А власти округа Монтгомери (штат Мэриленд) приобрели у частного владельца одноэтажный дом с бревенчатой пристройкой за 1 млн долларов. Эта пристройка по утверждениям историков и есть знаменитая хижина дяди Тома, упоминаемая в мемуарах Д. Хенсона.
В 1987 г. роман экранизировал режиссер С. Лэйтен (США).
Спасибо, Виорэль, что рассказали о любимой книге детства. Помню, как плакала, читая о зверствах плантаторов, сочувствовала неграм и проклинала далёкую Америку. И ещё один роман из тех лет потряс: о том, как изгнали индейцев племени из родных мест и они уходят на север в снег, холод, через леса и горы, голодая и умирая, прижимая к груди маленьких детей. Не помню ни автора, ни названия — лишь осталось ощущение безысходности и горя — и ненависть к американцам, делающим это.
С признательностью и уважением,И Вам спасибо, Элла!
Всех благ Вам!
С признательностью,Когда они там индейца выберут в президенты, мы тоже будем плакать о несчастненьких?
